Эдуард Кондратов - Без права на покой [Рассказы о милиции]

—  А вы, кстати, по-моему, никуда и не отлучались! — вставил Геннадий.

—  То есть? — вспыхнул Орбелиани.

—  Я все время находился у вашего подъезда. Вы не выходили и не входили.

—  Ах, вот как! Кто вам дал право следить за моим домом! Я привлеку вас к ответственности!

—  Я не следил за вашим домом. Я ждал возвращения Оли. Мы не договорили.

—  Товарищ лейтенант, — ровным, безжизненным то­ном сказала Оля. — Я официально прошу вас арестовать этого гражданина, — она указала на Гнедых, — со­вершившего на меня нападение, подробности напишу в письменном заявлении. Все!

—   Одевайтесь! — резко приказал Геннадий.

—   Оля! Не горячитесь, умоляю вас! — бросился к девушке Георгий Георгиевич, молитвенно сложив руки. — Взвесьте все хорошенько. Ну, ради меня! Ради нашей... дружбы! Дайте себе время успокоиться. Возбу­дить дело никогда не поздно, я сам помогу вам.

—  Я знаю цену вашей помощи, Георгий Георгиевич! — вдруг сказала Оля таким тоном, что тот мгновенно осекся.

А Геннадий холодно заметил:

—   Прошу вас не оказывать давления. Это незаконно.

—  Да не оказываю я никакого давления! — закричал Орбелиани, — я сам возмущен до глубины души. Я пыта­юсь спасти ее репутацию.

—   Это не ваша забота, не хлопочите, — тем же тусклым голосом возразила Оля.

—   Геннадий! — Георгий Георгиевич в отчаянии бро­сился к Фомину. — Ну хоть вы-то не будьте дураком! Вы же понимаете: мы с Олей большие друзья. Больше, чем друзья. Сейчас она возбуждена. Но завтра она откажется от своего заявления, и мы тоже не подтвердим ваших показаний. Вы окажетесь в глупом положении. Аркадий Семенович — уважаемый человек, с именем. У вас будут крупные неприятности. Зачем вам это?

—  Ступай-ка, парень, домой, а мы тут без тебя разберемся! — с ухмылкой вставил Аркадий Семе­нович. — Тоже мне ревнивец! Дали тебе отставку, так нечего личные счеты сводить. За это рога быстро сло­мают.

—  Так, — сказал Геннадий. — Значит, не хотите по­звонить? Обойдусь без вас...

Он подошел к телефону, щелкнул рычажком и стал набирать номер, не спуская глаз с режиссера. Орбелиани, оказавшись у него за спиной, схватил со столика бутылку коньяку и с размаху ударил Геннадия по голове. Охнув,

Геннадий выпустил трубку и повалился на пол.

На столе дежурного по управлению зазвонил телефон. Старший лейтенант Белоухов снял трубку и услышал взволнованный детский голос:

—   Алло! Алло! Милиция? Говорит Володя Алтухов...

—   Какой Володя Алтухов? — не слишком кстати переспросил дежурный.

—   Ну, просто Володя Алтухов из одиннадцатой школы. Я тут на улице Гоголя, знаете?

...Ему пришлось-таки изрядно побегать по улице Гоголя, этому Володе Алтухову из 11-й школы. Сунув монетку в щель первого телефона-автомата, он тут же увидел, что у него нет трубки, вырвана вместе со шнуром. Второй автомат проглотил монету и не вернул. Около третьего Володя обнаружил, что больше нет двухкопе­ечной монетки. Растерянно потоптавшись в будке, Володя собрался у кого-нибудь просить монету, но тут до него дошел наконец смысл надписи на аппарате: «Вызов без монет спецслужб»...

Он говорил без остановки.

—   В общем, недалеко от поликлиники, знаете? В доме двадцать четыре кто-то изнутри выбил окно. Да, я сам видел. Потом какая-то женщина ка-ак закричит: «На помощь!». Потом какой-то парень ка-ак кинется в этот подъезд! Потом ка-ак начнет бухать в седьмую квартиру! Как откуда знаю? Я же за ним побежал, посмотреть. Только я снизу, со второго этажа глядел, а седьмая на третьем. Ну, и... все. Я ждал, ждал, а все тихо. А разве это может быть, чтоб тихо было?

...Хлебников грузно расхаживал по кабинету и, поглядывая на Сашу, четко диктовал пожилой маши­нистке:

—   Таким образом, учитывая характер его нынешней деятельности, а также появление на «черном рынке» промышленного золота, есть основания полагать, что именно через него происходила утечка золотого песка с охраняемого им прииска...

Только сейчас, слушая четкий голос подполковника, излагающего весь ход дознания, Саша начал понимать, какая огромная работа была проделана отделом, сколько людей было втянуто в ее орбиту — и как незначительна была их роль с Геннадием. Из Красноярска, из Тбилиси, из Сочи и Адлера пришло огромное количество информа­ции — а ведь ее собирали люди, действовавшие опера­тивно и быстро. Саша попытался представить себе весь объем работы в целом и невольно поразился ее целостно­сти и гармоничности. И все же и их работа с Геннадием входила в общую мозаику пусть маленьким, но важным кирпичиком.

А подполковник продолжал диктовать:

—    Недоказанность вины в судебном разбирательстве в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году, освободив его от судебной ответственности, не освободила от ответственности служебной: он был уволен из органов МВД по недоверию. В настоящий момент имеющимися в наличии материалами доказывается и преступление, содеянное в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году. Исходя из вышеизложенного, прошу вашей санкции на арест...

В дверь без стука вошел майор Хмелевский и бесцере­монно перебил подполковника:

—    Вы не поедете с группой? Там к нам, сам как его, звоночек интересный поступил: происшествие на Гоголя, двадцать четыре. Вы, кажется, этой квартирой интересуе­тесь.

Подполковник и Саша переглянулись. Хлебников, ни слова не говоря, быстро сложил в сейф бумаги, запер. Кивнул Саше:

—   Поехали!

В десятиместном «газике», прыгающем на ухабах, Хмелевский рассказал о звонке Володи Алтухова.

—   Прямо так и говорит дежурному: а разве, говорит, может быть, чтоб тихо было? Очень смекалистый парниш­ка, хоть, сам как его, сразу в штат бери.

Хлебников невесело буркнул:

—   Еще ничего не известно.

—   Да я не про то... — смутился майор. — Я про мальчика. Эти парнишечки, сам как его, самый вездесу­щий народ.

«Газик», подпрыгивая и мигая синим сигналом, мчался по улице...

В квартире номер семь Георгий Георгиевич четким голосом, не волнуясь, отдавал распоряжения по телефону:

—   По дороге заедешь за Дмитровым — я звонил, он ждет у «Трех вязов». У зала регистрации встретитесь со съемочной группой — они уже выехали. Пусть Бутурлин зарегистрирует билеты, так надежнее. Вот все. Да, Костя, вот еще что. Не толпитесь там, пожалуйста, не привлекай­те к себе внимание. Понял? Нет, садиться будем все вместе, мы не опоздаем. Все!

Гнедых был уже одет, он нетерпеливо поглядывал на часы. Покосившись на Олю, стоявшую на коленях около лежащего в беспамятстве Геннадия и пытавшуюся своим шарфиком перевязать его голову, насмешливо обронил:

—   Сизифов труд, Оленька. Ежели он, упаси бог, очнется, мне придется повторить способ Георгия Георгие­вича. А у меня рука потяжелее.

Девушка, не оборачиваясь, на мгновенье замерла, держа на весу голову Геннадия.

Орбелиани положил трубку, .обернулся к Аркадию Семеновичу:

—   Не понимаю, почему бы не поехать на Костином автобусе?

—   А зачем? — удивился Гнедых. — Пока бы он сюда доплюхал, потом за Дмитровым... Время, князь, время. А у меня такси зафрахтовано на весь период съемок. Работает как часы... Минутку... — Он взглянул в разбитое окно. — Да вот оно, ждет как миленькое. Поехали...

—   К вам?

—   Зачем, прямо в аэропорт.

—   А разве вы не возьмете...

—   Милый князь, я тебя не узнаю. Для чего же я своих добрых молодцев вперед отправил?

—   Слушайте, Аркадий Семенович, — вдруг взволно­ванно заговорил Орбелиани. — А не кажется ли вам все это... авантюрой, что ли... Так вот, с наскока, с разбегу... Тяп-ляп — клеточка.

—   Звучит пророчески! — усмехнулся Гнедых — Но не забудьте: быстрота и натиск — суворовский девиз. Пока они будут чухаться, мы уже возьмем курс на Ашхабад.

—   А почему на Ашхабад?

—   Ну, князь, истинно говорят: один дурак может задать столько вопросов, что не ответят сто мудрецов. Потому что именно там, а не в другом месте нам к самолету подадут удобный восьмиместный газик. И именно там, буквально за городом есть места, где граница проходит не далее, чем в трехстах метрах от дороги. И если с ходу рвануть на газике да приготовить оружие... Словом, в случае чего, будем пробиваться. Ясно?